Глава 6

Мужчина в круглых, тёмных очках и цилиндре проследовал хромая на правую ногу прямо по улице в её ещё не освященную часть. Он шёл медленно, опираясь на трость. В окнах ещё горел свет, но в некоторых он уже был погашен. Мужчина дошол до самого конца улицы, где стоял старый высокий ясень. На нём не осталось ни одного листа. Его ветви, чёрные, заклёмлённые давним пожаром, вздымались к черному небу крибыми пальцами покойника. В конце улице, радом с мёртвым деревом стоял двухэтажный дом. Он наполовину выгорел, но всё ещё держался прямо, гордо меж остальных своих более везучих собратьев. Его пустые окна распахивали свои беззубые черныё рты. Некоторые были заколочены досками. С фасад дома, там где не он не обгорел, облупилась краска и обнажила каменную кладку. Был бы дом деревянным, не стоять ему после того ужасного пожара.

Мужчина открыл металлическую проржавевшую калитку. Та поддалась с протестующим скрипом. За много лет, кто то решил посягнуть её спокойствие. Он побрел по кирпичной дорожке. Кое где некоторые кирпичи вывалились или рассыпались под весом времени. Но его ноги словно знали и дорожку, что вела к дому, и четыре каменные ступеньки. Медленно он поднялся на порог и засунул руку, спрятанную в перчатку, в карман пальто. Через несколько мгновений он вытящил от туда ключ. Найти замок так же не составило для него труда. Механизм щелкнул и деврь подалась внутрь. За порогом, на который падала доля призрачного света от соседних домов, таилась темнота. Из за двери на мужчину хлынула волна древности. Обуглившийся изнутри дверь впервые а долгие годы пропустила свежий воздух в дом, который уже столько лет задыхался одними и теми же запахами прошедшего времени. Человек в цилиндре оставил трость у дверного косяка снаружи и перешагнул через порог, скрывшись в молчаливом одиночестве дома. Он осторожно сделал несколько шагов вправо, до стены. Его воспоминания не подвели его. Один, два, три, и вот она. Он чуть приподнял руку и дотронулся до шершавой стены. Обои, что когда то украшали стены небольшего коридора, вздулись и отошли, деревянная рейка, прикрепленная на уровне пояса, что пробегала экватором через всё помещение ещё слабо держалась на месте. Пол под его ногами издал полных жалобы всхлип, когда он сделал ещё несколько шагов и уткнулся в лестницу, что вела на второй этаж. Пожар занялся на первом этаже и лестницу удалось спасти. В большей степени пострадала прихожая и студия, но и коридор задело краем. Мужчина начал подниматься по старым ступеням. Ровно семнадцать, невысокие, покрытые темно-красным ковриком, с деревянными перилами, о которых теперь напоминали лишь тут и там торчащие деревяшки, что обломанными зубами стояли в ряд по краю лестницы. Он остановился на минуту, не дойдя до верха, перевести дыхания. В мертвой тишине дома были слышны его сиплые вдохи и выдохи. Казалось его горло было слишком узкое, даже что бы пропускать через себя тонкие стуйки воздуха. Он постоял так, всё так же операясь на стену. Его плечи тяжело вздымались и опускались. Его левая рука заскользнула во внутренний карман плаща и несколько мгновений что то там нащупывала. Удостоверившись, что то, что там должно было быть, всё ещё на месте, он продолжил свой тяжелый подьем. Наверху лестницы, по ковру, годами изъеденномму молью, он прошол по узкому коридору, пропуская первую и вторую дверь права. Наконец его рука нащупала круглую металлическую ручку в конце коридора. Он поервнул её, как это делал когда то, и после тихого щелчка дверь открылась. Мужчина в цилиндре оказался в широкой комнате. Когда то давно она служила кабинетом. Здесь всё ещё стоял крепкий дубовый стол, в углу, у камина, стоял большой горшок, что когда то давно служил домом для какого то домашнего растения. На камине стояли керамические статуэтки, покрытые толстым слоем пыли, как и всё прочее в доме. Картины, что висели на стенах, призрачными глазами взирали на непрошенного гостя. Напротив, у заколоченного досками окна, стояло большое кресло, обитое тёмно красным бархатом. Через щели между неуклюже заколоченными досками падал тусклый свет с улицы, что чудом пробивался через темноту из соседних домов. Мужчина подошёл к каменному камину и, сделав усилие, нагнулся. В его руке оказались спички и то, что он искал во внутреннем кормане до этого, на лестнице. В темноте было сложно разобрать, но в руках он держал небольшую книжечку в коженном переплёте. Он положил её на старые, покрытые пылью угли и почиркал спичкой. Дыхание его стало более учащенным, о чом свидетельствовали более глубокие сипы. Наконец, удостоверившись, что слабый огонёк занялся, он выпрямился со вздохом и его рука снова скользнула в карман. Искать долго не пришлось и он положил что то на камин, к миниятюрным лошадям и девушкам с летними зонтами, что навечно застыли в своих прогулках по верху камина. Он снял цилиндр и положил его на стол, на котором под слоем пыли лежали неряшливо раскиданные бумаги. На его голове тут и там торчали бесцветные клочки волос, что больше походили на паклю. Затем он хромая подошел в сторону окна и сел в кресло. Его руки в перчатках жадно, словно утопающий, что пытается зделась последний вдох, впились в резные бортики кресла.

“Я знаю, зачем ты здесь.”

Он заговорил с тишиной. Его голос звучал неестественно, так же сипло и поломано, как все остальные его движения.

“Мне некуда бежать. И незачем.” Он продолжал разговаривать, не ожидая ответа.

“Я ждал тебя. Как долго, как долго я ждал тебя, маленькая Агнес. Или же мне стоит теперь называть тебя твоим новым именем, Нефель?”

Из темноты дальнего угла комнаты перед ним появились очертания фигуры. Тонкая линия талии и округлые бедра облегала черная одежда. Она как тень вышла из своего укрытия, не призводя ни звука. Её светлые волосы торчали из под черной прилегающей шапочки. Правый глаз девушки закрывал монокль, что служил прибором для того, что бы видеть в темноте. Её рука держалась на поясе, на котором в тонкому черному ремню был прикреплён небольшей загнутый кинжал. Но она остановилась, давая ему возможность дововорить.

“Всё чего я прошу - время. Немного, всего до тех пор, что бы ты смогла дослушать то, что мне нужно тебе сказать.”

Он с тихим свистом набрал полные лёгкие воздуха и продолжил.

“Да, я знаю кто ты. И откуда ты родом. Твой отец был мне как брат. Но мы слишком поздно понимаем, что в этой жизни для нас самое ценное. Он был великим человеком и хорошим мужем. Твоя мать, о, как она любила его. Но я должен просить у тебя прощения за то, чего рпостить нельзя.”

Было трудно разобрать, но казалось он вслипывает, боретья с самим собой, что бы только продолжить говорить.

“Я знаю для чего ту здесь. Но я не боюсь, отнюдь. Мы мне сделаешь одолжение, избавишь от этого нескончаемого мучения. Я не боюсь умирать. Я не живу с той самой ночи. С той, с которой начался Великий пожар. Ты наверняка знаешь обо мне всё. Безликий. Теперь меня так называют.”

Он снял очки и повернулся к девушке лицом, словно зная, чувствуя, где она находиться. На улице прогремел гром и вскоре после засверкала молния. Через щели заколоченного окна на долю секунды молния просочилась в комнату и полосами упала на обезображенное лицо. Кожа на нём сморщилась и срозлась в один неразборчивый кусок смятой розовой ткани. Ни губ, ни глаз не осталось. Безликий чёрными, пустыми глазницами смотрел на девушку, что неподвижно стояла в темноте комнаты.

“Они спасли меня. Но не её. Месяцами, лежа в больничной койке, я проклинал себя за то, что меня спасли, а она осталась в том горящем аду. Я не хотел жить. Моё сердце разбилось на тысячи осколков в ту проклятую ночь. Мне сказали, что никто больше не выжил. И я сначала было в это поверил. Меня залатали и поставили на ноги.”

С его шее спал шарф и под ним теперь виднелись трубки, что вели вдоль горла.

Это они делали его голос ненатурально металлическим, а дыхание - сиплым.

“Все эти годы я казнил себя, не знал, как искупить то, что совершил. Но потом, по счастливой случайности, я встретил монахиню, то что меня выходила. И она рассказала мне о девочке, что подобрала на улице вскоре после Великого пожара. По всем описаниям она была той, что я считал погибшей. И тогда я понял, зачем в ту злосчатную ночь остался в живых. Я нашёл её, но в то же время она была недосягаема за высокими стенами Монастыря. Столько лет я ждал, что бы попросить у тебя прощения за всё.”

На улице снова раздался раскат грома. Девушка стояла неподвижно.

“Когда то я дал твоему отцу обеюяние, которого не сдержал. Теперь же я исправлю свою ошибку. Там, на камине, лежит то, что поправу пренадлежит тебе одной, Нефель. Надеюсь, что когданибудь ты сумеешь, если не простить, то понять меня.”

Он замолчал и продолжил так же неподвижно сидеть. Нефель подошла беззвучно, как кошка, сзади. Одно резкое движение, отблеск лезвия кинжала отразил следующую вспышку молнии. Безликий выпустил последний, теперь уже булькающий, выдох и присоединился к тишине старого дома.